«Водораздел» в Восточной Европе

Крах биполярной системы мироустройства все больше отдаляется во времени. Выросло поколение тех, кто не особо помнит Европу разделенной на лагеря, или вовсе родился после Холодной войны. Эти люди активно пополняют элиту европейских стран, продолжают политику своих предшественников и привносят в нее новые смыслы. Переплетение идей прошлого и будущего, эклектика ценностей и мировоззрений стали отличительными чертами политических процессов Восточной Европы. Не каждый эксперт – а мы подразумеваем именно экспертов, а не пропагандистов – возьмется утверждать, что в большей степени движет политическими лидерами, дипломатами или, наконец, чиновниками, при принятии решений. Инерционная логика блокового мышления, собственные представления о благе общества или картина лучшего будущего для себя и своих детей?

Многообразие идей и мотивов мы упоминаем вовсе не в угоду праздным рассуждениям. В странах «водораздела» Восточной Европы – Беларуси, Украины, Молдовы, в Прибалтике, геополитический контекст неизменно выступает фактором внутренней политики, тесно переплетаясь с насущными проблемами развития государства и общества. Редкая избирательная кампания в этих странах обходится без противопоставления Запада и Востока и в целом апелляций к геополитике, которая словно создана для оправдания кризисных явлений, легитимации непопулярных решений и просчетов.

Весьма наглядно ситуацию, когда геополитика вовремя и успешно была навязана обществу, иллюстрирует пример современной Украины. Каждый, кто имел опыт общения с украинцами до событий т.н. «евромайдана», подтвердит, что деградирующая социально-экономическая ситуация внутри страны, повсеместная коррупция и откровенные злоупотребления со стороны чиновничества приобрели в Украине образца 2013 года масштаб, достаточный для радикализации настроений в обществе. Что автоматически опровергает тезис об исключительно зарубежных корнях протеста и монопольной ответственности стран Европы и США за кризис, свержение правительства Виктора Януковича и последующую эскалацию напряженности.

Не менее справедливым будет замечание о том, что Киев – не вся Украина, а ее Юго-Восточные районы не поддержали протест даже несмотря на усталость от системных болезней государства. Неправильно также не замечать, что  ЕС и США как минимум не препятствовали переформатированию украинской элиты и придания протесту еще и антироссийского характера.

На наш взгляд, «евромайдан», резкий антироссийский разворот Киева и последовавший за ним конфликт на Донбассе – это следствие ряда последовательных процессов, происходивших в Украине на протяжении десятилетий независимости. Из следует выделить три:

– системная работа ЕС и США с лидерами общественного мнения и некоммерческим сектором в Украине, успешная борьба за умы, перенастройка политической, правовой и образовательной системы страны;

– деградация политики Москвы на украинском направлении, игнорирование уроков «оранжевой революции» 2004 года при недостаточном взаимодействии с командой Виктора Януковича, практика неэффективных прямых финансовых вливаний в финансовую систему Украины;

– прогрессирующий упадок экономики страны, разрастание коррупции и злоупотребления властью в отсутствие понятных перспектив и курса развития государства.

В 2013 году эти процессы пересеклись наиболее удачным образом, и в угоду требованиям уличного протеста заменить правящую элиту удалось заменить. Неудивительно, что в отсутствие какой-либо фундаментальной стратегии действий Москва смогла противопоставить лишь эффектные, но ситуативные шаги в виде присоединения Крыма и негласной поддержки сепаратистских процессов в Донецке и Луганске, что только усугубило напряженность.

Официальная позиция и риторика России по украинскому вопросу с 2014 года фактически не изменились, несмотря на стремительный разрыв межгосударственных связей во всех сферах – это лишь подтверждает, что стратегии по Украине в Кремле до сих пор нет. При этом падение темпов сближения Киева с Евросоюзом – вероятнее всего, лишь свидетельство «токсичности» украинского досье.

Нередко возможность украинского сценария «примеряют» на Беларусь. Как правило, под выборы, или когда отношения Москвы и Минска по расписанию обостряются - в последнем случае это выглядит демонстративной попыткой нарисовать Александру Лукашенко будущее, которое ждет его страну и его лично в случае отдаления от России.

Несмотря на сравнительную устойчивость системы, созданной бессменным белорусским лидером, вероятность «оранжевого» сценария в Беларуси исключать нельзя. Все дело в том, что любой авторитарный режим, каким бы успешным он ни был, априори уязвим. Люди всегда хотят перемен к лучшему и первым дело меняют то, что за долгие годы приелось. Обнадеживающим фактором для Белоруссии является лишь то, что Лукашенко не установил режим личного правления и создал систему государственной власти с мотивированными спецслужбами, понятной стратегией развития и противодействия потенциальным угрозам. По этой причине в Беларуси оппозиция и в целом тот сектор гражданского общества, который мог бы «выйти на улицы» развит слабо – в несравнимо меньшей степени, чем в Украине при Викторе Януковиче.

Основной риск для страны в этом смысле – период трансфера власти, который может произойти уже в следующем году. В этом моменте будущее Беларуси будет зависеть как раз от мотивации ключевых лиц в системе госуправления, и, опять же, от позиции России. Представляется, что в интересах сохранения внутренней и внешней стабильности своего ближайшего союзника Москва постарается не повторить ошибочной тактики медийной накачки ситуации, как то было с Украиной, и удержать Беларусь в своей орбите влияния.

Третье государство Восточной Европы, где эклектика мотивов и интересов различных групп элит достигает своего высшего воплощения – Молдова. Не меньше десяти лет населению этой страны искусственно навязывается геополитический выбор между Востоком и Западом, а политики самым активным образом используют дихотомию «европейских ценностей» и «российской угрозы» для получения поддержки из-за рубежа.

Власть в стране условно разделена между двумя политическими силами – партией социалистов, откуда «родом» нынешний президент Игорь Додон, и проевропейской коалицией, контролирующей правительство. Фактическим лидером последней является Влад Плахотнюк – крупнейший олигарх Молдовы, которого в самой стране неслучайно называют «координатором». Именно он является единоличным центром принятия решений и фактическим руководителем РМ. Президент Игорь Додон, в свою очередь, сильно ограничен в полномочиях. К примеру, он не обладает реальным правом вето и фактически не может влиять на формирование правительства. Впрочем, реальных шагов по усилению президентской вертикали он пока не предпринимает. По этой причине некоторые эксперты предполагают, что Игорь Додон довольствуется занятой нишей в системе государственного управления и минимальной ответственностью за происходящее в стране, а значит, не стремится к реальной власти. Президент РМ, тем не менее, иногда делает некоторые демонстративные шаги «поперек» курса правительства. Он уже неоднократно отказывался подписывать законы и утверждать назначения – в этих случаях исполняющим обязанности главы государства становился спикер парламента, который и ставил подписи под документами.

Проевропейское правительство Плахотнюка – правопреемник Альянса за европейскую интеграцию, сформированного в 2009 году после цветной революции и вытеснения из власти молдавских коммунистов, с той лишь поправкой, что за девять лет Влад Плахотнюк нейтрализовал политических лидеров-конкурентов и стал единоличным руководителем проевропейских сил. С тех пор официальный курс Молдовы на сближение с Евросоюзом остается неизменным, а премьерский пост и парламентское большинство сохраняется за проевропейцами. Контакты с Западом, вопросы финансовой поддержки по линии ЕС и мировых фондов, реализация европейских проектов – монополия молдавского правительства.

Игорь Додон позиционирует себя в качестве сторонника дружбы с Москвой. В самой России молдавского лидера называют «пророссийским» и формируют ему имидж личного друга Путина –  они встречались уже восемь раз с тех пор, как Додон стал президентом. Помимо доброго расположения Владимира Путина Москва периодически выдает Игорю Додону и другие бонусы, вроде статуса Молдовы как наблюдателя в ЕАЭС, амнистии для гастарбайтеров и открытия рынков для некоторых молдавских предприятий. Отдельный кредит доверия молдавскому президенту выражается в долготерпимости Москвы к антироссийским выходкам правительства – депортациям чиновников и дипломатов России, угрозам в адрес миротворческого контингента в Приднестровье и т.д. Эксперты сходятся во мнении, что благосклонность Москвы призвана помочь Игорю Додону и партии социалистов заполучить парламентское большинство на предстоящих выборах. Разумеется, с прицелом на последующий «евразийский» разворот Молдовы.

Впрочем, в искренности целей самого Игоря Додона многие сомневаются. Например, другой политик левого толка – лидер «Нашей партии» Ренато Усатый, который прямо обвиняет молдавского президента в договорных отношениях с Владом Плахотнюком. Сам Усатый, к слову, с молдавским олигархом №1 открыто конфликтует, из-за чего был вынужден покинуть Молдову. Усатый утверждает, что Додон – марионетка режима Плахотнюка, который нужен, чтобы «замыливать глаза» Москве и абсорбировать вокруг себя оппозицию, делая ее контролируемой и безобидной.

Оба политических лагеря Молдовы успешно используют геополитический фактор для заработка очков на электоральном поле. Все это можно перемножить на многолетние традиции кумовства в молдавской политике, бизнес-интересы и родственные связи – в итоге получится гремучая смесь, на которую пытаются влиять Россия с одной, а США и ЕС с другой стороны. У последних объективно получается лучше – Молдова уже давно зависима от западных финансовых потоков и развивается по европейским стандартам. У России же рычагов влияния на ситуацию катастрофически мало – и даже Приднестровье вряд ли может рассматриваться в этом качестве.

Непризнанная республика давно живет своей жизнью, не включена в молдавские электоральные процессы и на деле добивается даже не столько признания своей независимости, сколько того, чтобы ее оставили в покое. Команда приднестровского лидера Вадима Красносельского, пришедшая к власти после президентских выборов конца 2016 года, фокусируется на развитии экономики, административной реформе и привлечении иностранных инвестиций. Судя по активным контактам как с Москвой, и со странами Европы, приднестровское руководство хочет соблюсти взаимовыгодный баланс экономического сотрудничества с Востоком и Западом, а также максимально дистанцироваться от любых конфликтных сюжетов в регионе.

Официальный ориентир в переговорах с Кишиневом, заявленный Красносельским с первых дней президентства – фокус на вопросах социально-экономического характера без дискуссии о политическом урегулировании конфликта. Удержаться в таких рамках – весьма амбициозная задача для республики, чья государственность напрямую связана с геополитическим противостоянием России и Запада. С другой стороны, украинский кризис серьезно усугубил положение Приднестровья, которое в Киеве с 2014 года рассматривают как пророссийский анклав и потенциальный источник проблем. Попытка уйти от политики и дружить со всеми в этом смысле выглядит логично.

Приднестровье – центр равного приложения равных сил влияния России и Европы. С одной стороны, Москва оказывает масштабную поддержку непризнанному государству в виде бесплатного газа, миротворческой операции, финансовой поддержки пенсионеров. Кремль, как можно судить, играет направляющую роль и в части внешней политики непризнанной республики – так было, по крайней мере, на протяжении многих лет.

С другой стороны, большая часть экспорта Приднестровья идет в Европу. Приднестровская республика пользуется возможностями договора о зоне свободной торговли между Молдовой и ЕС и активно работает с западным бизнесом. Тирасполь регулярно пытаются втянуть в свою орбиту разного рода международные организации, а некоторые из них уже работают в ПМР – например, по линии инфраструктурных проектов Программы развития ООН.

До сегодняшнего дня оба вектора влияния достаточно успешно уравновешивали друг друга, однако уже с конца 2017 года ситуация в регионе начала меняться. Ради сохранения экономической и социальной стабильности Тирасполь сумел договориться с Кишиневом по ряду вопросов, ранее абсолютно бесперспективных – по восстановлению телефонной связи, нейтральным автономерам, с которыми приднестровцы могут выезжать за рубеж, по вопросам образования и земельных угодий. Реакция России на этот прогресс оказалась скомканной – Москва, видимо, не была к нему готова. При этом в Кремле пока ни в какую сторону не решен вопрос дальнейшей финансовой поддержки непризнанной республики, а это прямой риск утраты контроля над развитием ситуации вокруг Приднестровья. Тем временем в самой ПМР население явно устало от неопределенности своей судьбы и ожидает, в первую очередь, улучшения материального благополучия. Геополитические установки населения Приднестровья являются не настолько определяющими, как в первые десятилетия независимости.

***

Общая характеристика ситуации в постсоветской Восточной Европе – все еще противостояние, по сути, инерция холодной войны. Россия и Европейский союз все также ведут борьбу за влияние на своих приграничных территориях, однако геополитическая повестка у населения этих стран постепенно теряет свою актуальность. В эпоху всеобщей доступности информации люди имеют возможность ежедневно сравнивать свой быт с тем, как живут «там». Поэтому в иерархии ценностей у обывателя на первый план выходит качество жизни, а основной общественный запрос фокусируется на решении внутренних проблем.  В этой связи готовность вовремя предложить механизмы и ресурсы для их решения будет определяющим фактором успеха как для элит стран «водораздела», так и для более крупных акторов, претендующих на влияние в регионе. А поскольку на лекалах конфликтной риторики прошлого эти решения создать уже нельзя, Восточная Европа может стать полигоном для обкатки новых смыслов и методов ведения политики, которые, возможно, заложат основу и под новой геополитической архитектурой.

RTA, 2018