Эксперт: Россия применит традиционный инструмент влияния на постсоветском пространстве

С учетом последних событий, включая поражение Игоря Додона на президентских выборах, концепция российского влияния на пространстве СНГ будет так или иначе пересмотрена, вероятно, в сторону традиционных форм: активизации поддержки пророссийских анклавов и опоры на военно-стратегический баланс сил, основанный на физическом присутствии в конфликтных регионах Отставание Игоря Додона в 15,5% во втором туре президентских выборов в Молдове подтвердило недостаточную эффективность модели влияния и сотрудничества, использованной Москвой на молдавском направлении. Высокий результат Майи Санду, не делавшей во время электоральной кампании особых реверансов Кремлю и пророссийскому электорату, свидетельствует о том, что ставка на «зачистку» политического поля РМ в интересах Партии социалистов и её неформального лидера в целом не оправдалась. Сценарии транзита власти в Молдове могут быть разнообразными. Принципиальность Майи Санду объективно сужает доступное ей пространство для манёвра по обретению всей полноты власти или, как минимум, созданию надёжной коалиции, ориентированной на сотрудничество с Европейским союзом и НАТО. Процесс неизбежного перехода может стать довольно длительным. В то же время само поражение действующего президента Молдовы — вещь сигнальная и рубежная. Независимо от бюрократического сопротивления оно спровоцирует определенную работу над ошибками и смену вектора влияния. Левый фланг в Молдове занят Партией социалистов и Игорем Додоном лично, Ренато Усатый же и многие мелкие политические единицы утратили доверие к Москве из-за её приверженности интересам нынешнего президента. Восстановление утрачиваемых позиций, выявление новых точек опоры и перспективных лидеров может оказаться трудной задачей. Во всяком случае, эта работа потребует много времени и гигантского идеологического и интеллектуального ресурса. Даже если правительство Иона Кику и спикер Зинаида Гречаный, чьи позиции в роли председателя парламента выглядят наиболее устойчивыми, смогут выиграть несколько месяцев для перегруппировки и перехвата утраченной инициативы, этого будет недостаточно. В этой ситуации Москва может актуализировать свой традиционный ресурс влияния на геополитическую обстановку в её ближнем зарубежье. Речь идёт о неурегулированных этнотерриториальных конфликтах на постсоветском пространстве, обеспечивающих эффективное военно-политическое присутствие России в ряде регионов. Самый очевидный пример — Грузия. В этой стране дискуссия о векторе развития и внешнеполитической ориентации практически отсутствует более 10 лет. Основные политические силы в Тбилиси, ссорящиеся по внутриполитическим вопросам, имеют консенсус относительно необходимости евроатлантической интеграции, но реально продвинуться в этом процессе не удаётся. Признание Россией Абхазии и Южной Осетии с направлением в эти анклавы вооружённых и пограничных сил РФ фактически исключило перспективы членства Грузии в НАТО и ЕС. При этом Москва продолжает участвовать в политическом формате переговоров вокруг Грузии — Женевских дискуссиях по Закавказью. Тбилиси вынужден вести диалог с Москвой на дипломатическом уровне и даже осуществлять символические жесты по нормализации отношений. Такой расклад вряд ли позволяет России рассчитывать на укрепление своих позиций в «материковой» Грузии, однако минимизирует любые риски и угрозы, проистекающие из геополитической ориентации Грузинского государства. Укоренение российского присутствия в Нагорном Карабахе во многом повторило грузинский сценарий именно для Кремля. Разница в том, что в грузинском кейсе основными выгодоприобретателями стали непризнанные территории конфликта (Абхазия и Южная Осетия), а в карабахском случае сюжет, напротив, обернулся трагедией для его жителей и администрации. Однако итог для России оказался идентичным — размещение миротворцев, укрепление влияния, создание новой военно-политической реальности. Трудно ответить на вопрос о том, провоцировала ли Москва развитие ситуации, опасаясь усиления турецкого влияния на Азербайджан и деградации отношений с Арменией под руководством премьера Никола Пашиняна, или реагировала соразмерно складывающимся обстоятельствам. Факт в том, что на срок не менее 5 лет Россия, участвующая помимо всего прочего в работе Минской группы ОБСЕ, забетонировала своё влияние на ситуацию в Нагорном Карабахе и опосредованно — в Азербайджане и, особенно, Армении. Учитывая исторически сложившиеся живые взаимосвязи и разворачивание масштабного конфликта, включая боевые столкновения, непосредственно на европейском континенте, ситуация в Украине несколько отличается степенью успешности реализации сценария контроля со стороны Москвы, однако сама модель во многом совпадает. Имея важное транзитное значение, кооперационные и даже родственные связи, а также относительно функциональные вооружённые силы, Киев успешнее противостоит влиянию, но неизменно одно — адекватность в целом инструмента воздействия на ситуацию через конфликтное регулирование. В этом смысле приход Майи Санду к власти в Молдове может ознаменоваться, несмотря на следующие из Кремля заявления, активизацией помощи Приднестровью. России необходимо будет опереться на тираспольскую администрацию в поддержке формата миротворческой миссии на берегах Днестра, сохранении присутствия Оперативной группы войск, а также восстановления нормальной деятельности формата «5+2» как инструмента политической вовлечённости Москвы. Таким образом, в ближайшие месяцы, если Майе Санду всё же удастся распустить правительство Иона Кику и парламент, ситуация в Молдове рискует значительно упроститься и перейти в традиционное русло геополитического соперничества вместо уникальных примеров ограниченного сотрудничества, когда международными усилиями летом 2019 года была собрана коалиция из, казалось бы, совершенно разных политических сил. Время подтвердило несостоятельность в молдавских реалиях «романтических» проектов. Это является вызовом для республики и ее нового президента, которой придётся действовать и решать задачи развития государства в условиях сложных отношений с Москвой и Тирасполем.