Реален ли кипрский сценарий для Молдовы?

Владимир РОТАРЬ

Власти крепко ухватились за идею «евроинтеграции без реинтеграции», поданную Верховным представителем ЕС по иностранным делам Жозепом Боррелем. Но какова вероятность, что Брюссель будет готов применить в отношении Молдовы модель, однажды уже опробованную на Кипре?

Почему власти захотели вступать в ЕС без Приднестровья? Последнюю неделю немало копий было сломано в обсуждениях высказывания главы МИДЕИ Нику Попеску, который заявил о возможности вступления в Европейский союз только правобережной Молдовы. Большинство экспертов раскритиковало такую позицию министра, посчитав ее непродуманной и даже опасной для территориальной целостности страны. Однако спустя некоторое время с таким же мнением выступила Майя Санду, подтвердив догадку о том, что идея «евроинтеграции без реинтеграции», несмотря на все возражения, действительно рассматривается как рабочий вариант. Попробуем разобраться почему. На несколько уже подзабытом саммите Европейского политического сообщества в Бульбоаке среди других высоких гостей был и Верховный представитель Европейского союза по иностранным делам и политике безопасности Жозеп Боррель. Отвечая на вопрос журналистов, может ли приднестровский вопрос стать препятствием для вступления республики в ЕС, он заметил, что Кипр реализовал это, имея территориальные проблемы, и Молдова тоже может это сделать. С легкой руки европейского чиновника этот концепт обрел жизнь и, как видим, пришелся по нраву молдавскому руководству. В чем же его привлекательность? Здесь можно выделить несколько мотивов. Первый – отцепление евроинтеграции от реинтеграции позволит сконцентрировать усилия только на одном из этих треков.  Модерировать два таких сложных процесса действительно может оказаться непосильной задачей в условиях не самой эффективной системы управления, испытывающей сильный дефицит кадров. При этом именно путь в ЕС представляется властям гораздо более выгодным проектом со всех точек зрения: имиджевой, экономической, электоральной и др. Зерно истины в этом есть. Воссоединение страны только в лозунгах звучит красиво. По факту – это целый ком проблем, который предстоит решать: унификация законодательства на двух берегах Днестра, интеграция всех сфер, определение судьбы парамилитарных структур левобережья, выравнивание уровня жизни и т.д. Это потребует не только огромного бюрократического ресурса и сверхусилий всей государственной машины, но и солидных средств, которые можно найти только за рубежом. Есть еще фактор различий в менталитете, идентичности и других количественно неизмеримых, но важнейших характеристиках. Чтобы лучше понять, что представляет собой задача соединения двух частей страны, обособленно существовавших несколько десятилетий, можно обратиться к опыту Германии, где даже спустя тридцать лет есть четкое разделение на «осси» и «весси». Второй мотив – более спорный и связан с убежденностью руководства страны, что решить приднестровский конфликт невозможно до завершения боевых действий в Украине. Проверить эту гипотезу сейчас сложно, поскольку Кишинев ни ранее, ни за последние полтора года не представил собственной модели урегулирования, которая помогла бы понять настрой всех международных акторов, участвующих в переговорном процессе. С другой стороны, если предположить, что в уравнении приднестровского конфликта украинская переменная действительно имеет принципиальное значение, то решить его удастся нескоро. Война в Украине, очевидно, затягивается, а прогнозные оценки ее продолжительности достигают уже конца 2020-х годов и даже дальше. С такого угла зрения (если, конечно, версия властей верна), нынешняя пассивная позиция имеет право на жизнь. Кипрская модель евроинтеграции: плюсы и минусы Допустим, власти на самом деле бросят все силы на евроинтеграцию, временно «подморозив» приднестровское урегулирование. В таком случае ближайшим ориентиром будет Республика Кипр – единственное государство ЕС, имеющее «непогашенный» внутренний территориальный конфликт. Главный плюс кипрской модели для Молдовы очевиден: Кипр уже почти двадцать лет находится в составе Европейского союза, наслаждаясь всеми благами от пребывания в этом привилегированном сообществе. И для этого даже не понадобилось тратить силы и средства на реинтеграцию острова. Однако если копнуть глубже, начнут проявляться существенные минусы, причем даже не только для самого Кипра, но и для Евросоюза в целом. Конфликт на Кипре берет свое начало в 1950-1960 годах. За это время он вместил в себя вспышки этнического насилия, масштабные вооруженные столкновения с сотнями жертв, турецкое военное вторжение на остров, по сути, создавшее последующий многолетний статус-кво. На острове образовалось два де-факто независимых государства: Республика Кипр с преимущественно православным греческим населением (признана международным сообществом, за исключением Турции) и Турецкая Республика Северного Кипра, населенная в основном турками-мусульманами (признана только Турцией и больше никем). Между ними проходит разделительная линия, где действует миротворческая миссия ООН. Интервенция Турции, которая привела к этническому размежеванию двух частей острова и спровоцировала масштабное переселение турок на его север (в том числе из самой Турции), породила огромный пласт проблем, сделавший трудно реализуемыми любые сценарии воссоединения острова. Ближе всего к этому подбирались в 2004 году, когда ООН представила план, названный в честь Генерального секретаря Кофи Аннана. Он был согласован обеими сторонами, но провалился на референдуме в греческой части Кипра (75% высказались «против») при том, что был поддержан на севере (65% «за»). Греки объясняли это несовершенством предложенной модели, которая не решала вопрос присутствия турецких войск и турок-переселенцев (и, соответственно, возвращения ими захваченной греческой собственности). Любопытно, что, по мнению многих экспертов, одной из причин провала была концентрация Никосии на вступлении в ЕС, которая практически не уделяла внимание процессу объединения (в том числе из-за этого план Аннана мог получиться таким несбалансированным). Отчасти это подтверждает тот факт, что после присоединения к Евросоюзу (это произошло в мае, спустя неделю после неудачного референдума) РК фактически прекратила переговоры с турками-киприотами. Возобновились они лишь спустя несколько лет, и с переменной динамикой и успехами продолжаются по сей день, впрочем, ни на йоту не приблизив развязку конфликта. В целом согласие Брюсселя на принятие Кипра в одностороннем порядке, по мнению ряда политиков и исследователей,  а также Турции и ТРСК сыграло решающую роль в провале объединения острова. Для Кипра не сработала ставка и на посредничество Брюсселя, чьего влияния в теории должно было хватить для результативной работы за столом переговоров. Такие надежды сохраняются у кипрских политиков до сих пор, но, как видим, напрасно. ЕС, очевидно, не хочет участвовать в этом процессе в качестве «первой скрипки», будучи готовым играть вспомогательную роль, но не подменять собой самих греко-киприотов. Вступление Кипра в Евросоюз без решения внутреннего территориального конфликта на острове также породило ряд долгосрочных региональных и даже геополитических проблем. Во-первых, сохраняются противоречия между Афинами и Анкарой, патронирующими свои части Кипра, провоцирующие постоянную напряженность в Восточном Средиземноморье. Во-вторых, остановилось движение Турции в Европейский союз, поскольку она, получается, не признает одну из его стран-членов. Кипр в свою очередь, используя коллективные механизмы принятия решений в ЕС, в отместку всячески торпедирует европейские инициативы по сотрудничеству  с турками и в целом процесс евроинтеграции этой страны. Турция же препятствует любой кооперации Кипра с НАТО и уж тем более его присоединению к блоку. Такое положение дел оказывает негативное влияние и в целом на сотрудничество между НАТО и ЕС. Таким образом, стоит признать, что евроинтеграция Кипра не стала катализатором его реинтеграции, а, наоборот, закрепила состояние разобщенности и неопределенности. По прошествии почти двадцати лет две части острова дальше друг от друга, чем когда-либо. Время идет, РК и ТРСК развиваются своими путями, растет разница в уровне жизни. Сейчас объединение острова потребовало бы колоссальных инвестиций, намного больших, чем в начале 2000-х. Регресс виден и в позициях сторон: к примеру, если в 2004 году турки-киприоты были согласны на создание бизональной федерации, то впоследствии начали говорить уже о конфедерации, а сейчас и ТРСК, и Турция официально заявляют, что единственная реалистичная модель урегулирования – признание Северного Кипра независимым государством. Так есть ли у Молдовы шансы стать «вторым Кипром»? Как видим, кипрский сценарий оказался для Евросоюза не самым удачным, обернувшись пакетом стратегических и, по сути, законсервированных проблем, непреодолимых в обозримой перспективе. Есть трудности и у самого Кипра, который, к примеру, не может присоединиться к Шенгенской зоне, не контролируя все свои границы, а также остается вне зонтика безопасности НАТО. Характерно, что некоторые европейские политики, причастные к евроинтеграции острова, ныне откровенно считают ее ошибкой, настаивая, что принятие Кипра в ЕС должно было состояться лишь после решения всех территориальных споров. И такое мнение трудно считать ошибкой. Почему же Боррель счел эту модель приемлемой для Молдовы? Этот чиновник известен своими не самыми продуманными и дипломатичными (несмотря на должность) высказываниями, к тому же, европейская бюрократия в целом смотрит на процесс расширения ЕС более позитивно, нежели национальные государства (особенно западные), настроенные более консервативно и прагматично. В случае Молдовы каждая страна ЕС (если к тому времени механизмы управления Союзом не изменятся) будет взвешивать все «за» и «против». И наличие у своего потенциального члена неконтролируемой территории с иностранным военным контингентом, который при этом принадлежит государству, с которым ЕС пребывает в состоянии острого политико-дипломатического конфликта, будет серьезно понижать наши шансы на положительный вердикт. В этом ключе кейс Кипра играет скорее не на пользу, а во вред европейским перспективам Молдовы, поскольку наглядно демонстрирует все возможные негативные последствия этой модели. Вряд ли Брюссель захочет дальше размывать свой территориальный суверенитет, повторяя ситуацию с Кипром, который де-юре полностью находится в Евросоюзе, но де-факто европейское законодательство естественно не распространяется на его северную часть (при том, что все киприоты считаются гражданами ЕС). Явно не нравится европейцам и идея переложить на их плечи груз приднестровского урегулирования, что очевидно надеются сделать наши власти. Факт того, что это абсолютно не находит понимания в Брюсселе подтверждает и критика властей в СМИ, спонсируемых западными структурами, за отсутствие до сих пор собственного плана возвращения Приднестровья. Суммируя, можно сделать нехитрый вывод, что волей-неволей официальному Кишиневу при всем нежелании все-таки придется заниматься приднестровским вопросом параллельно выполнению условий для присоединения к ЕС. И здесь нужно будет либо представить левобережью аттрактивную модель объединения, либо официально отказаться от этого региона, либо вернуть его путем военно-полицейской операции или тотальной блокады. Ни один из этих сценариев, очевидно, руководству страны пока не очень нравится, но определяться, так или иначе, придется: вторым Кипром Молдове стать, к сожалению, вряд ли удастся.