Почему Кишинёв и Тирасполь не могут согласовать документ о мире

Антон ШВЕЦ

Предложенную Тирасполем в мае т.н. «декларацию о мирном урегулировании» за полгода так и не удалось подписать. Можно ли считать это свидетельством того, что мир – не единственная опция для развязки конфликта в ближайшем будущем?

В последние несколько дней между главными переговорщиками Кишинёва и Тирасполя происходит заочная перепалка в средствах массовой информации. Ранее оба чиновника по итогам недавней личной встречи в Бендерах транслировали вполне спокойные месседжи. Однако в декабре ситуация изменилась – Олег Серебрян попытался через СМИ возложить ответственность за возможный кризис с поставками газа и электроэнергии на Москву и Тирасполь, что вызвало встречную критику левого берега. Помимо этого, нагревается и другой сюжет, связанный с т.н. «декларацией о мирном урегулировании конфликта», которую с мая продвигает приднестровская администрация. Вице-премьер по реинтеграции заявил, что подписание подобного документа возможно только при условии появления в нём упоминания о территориальной целостности страны. В ответ приднестровский политпредставитель Виталий Игнатьев рассказал о том, что текст договорённости якобы был практически согласован на бендерской встрече, направлен Кишинёву и поддержан посредниками в переговорном процессе. Он также раскритиковал Серебряна за то, что тот официальному ответу предпочёл публичный отказ через СМИ – и теперь в Тирасполе сомневаются в искренности заверений центрального руководства о намерении решать конфликт только мирными средствами. Очевидно, что принятие крошечной декларации (её текст был опубликован ещё летом на сайте лидера региона) явно не станет панацеей от всех проблем в приднестровском урегулировании. К тому же, судя по заявлениям Игнатьева, обновлённый проект стал ещё более лаконичным и общим. Тем не менее общество на обоих берегах Днестра в нынешней напряжённой атмосфере точно восприняло бы такой сигнал позитивно, особенно если бы его поддержали другие участники формата «5+2», включая Россию и Украину. Так почему же официальный Кишинёв уже полгода отказывается от подобного символического шага, который не налагает никаких особых обязательств? Тем более, что наше руководство регулярно подтверждает настрой именно на мирные переговоры, чётко исключая военные методы. Я говорю об отказе, поскольку упоминание территориальной целостности, на котором публично настаивает Олег Серебрян, в этом случае можно посчитать намеренным поводом сорвать подписание декларации. Вся эта ситуация заставляет опасаться того, что поведение наших властей не связано сугубо с логикой переговорного процесса, но и учитывает общий контекст взаимоотношений и меняющейся геополитической реальности вокруг региона. И в этой реальности, видимо, не исключаются никакие сценарии в будущем. Отмена президентских выборов в Румынии под крайне неблаговидным предлогом, когда силовые ведомства и спецслужбы не смогли представить общественности мало-мальски убедительные доказательства внешнего (российского) вмешательства в избирательный процесс, стала очередным свидетельством того, что никаких правил игры больше не существует. Вместо них остались только интересы евроатлантической солидарности и отстаивающего их в каждой конкретной стране политического истеблишмента. Всё остальное вторично и при наличии внешней легитимности может быть проигнорировано. Собственно, в Молдове чуть ранее ситуация складывалась в аналогичном (просто не таком утрированном) русле, когда предусмотренные референдумом поправки были внесены в конституцию, а Майя Санду сохранила президентский пост, несмотря на специфические итоги голосования и взаимные обвинения власти и оппозиции в фальсификациях и подкупе избирателей. Режиму PAS сошло с рук нарушение конституционных норм и избирательного законодательства, а население и оппозиция, быстро переключившаяся на подготовку к парламентской кампании, даже не попытались изобразить убедительное протестное движение. Молниеносный силовой демонтаж режима Башара Асада в Сирии и нарушение неприкосновенности её границ не только террористическими и повстанческими группировками, но и соседними странами (прежде всего Израилем и членом НАТО Турцией) растоптали очередное табу, установленное международным правом. Более того, руководствуясь евроатлантической солидарностью, действующий режим зачастую вынужден публично поддерживать акции с крайне спорным юридическим характером (например, отказываться признать итоги парламентских выборов в Грузии). Таким образом, открылся «ящик Пандоры», когда «право сильного» приобретает значительно больший вес, нежели всякие условности вроде западного конструкта о «порядке, основанном на правилах». В нашем случае эти перемены имеют ещё больший эффект, поскольку на границах продолжается российско-украинский вооружённый конфликт, в который Молдова волею своих правящих элит вовлечена в логистическом, экономическом и пропагандистском смысле. Это не говоря уже о регулярно появляющихся в регионах страны беспилотниках – то ли сбитых, то ли упавших, то ли транспортированных туда сухопутным способом. Подписание мирной декларации в этот пазл никак не встраивается. Это означало бы не просто добровольно отказаться от вооружённого захвата или полицейских операций в сепаратистском регионе и готовность искать развязки взаимных противоречий в ходе длительных переговоров. Это, среди прочего, стало бы признанием того, что вооружённые формирования РФ в Приднестровье, как действующие в составе миротворческих сил, так и в т.н. «Оперативной группе российских войск», не являются фактором дестабилизации и не представляют прямой угрозы миру. Что в свою очередь порождало было вопросы, зачем тогда постоянно выдвигаются требования их скорейшего вывода как предусловия политического урегулирования. Таким образом, правящий режим оставляет себе свободу манёвра, в том числе возможность применения силы или, как минимум, угрозы силой, и всячески стремится повысить собственную боеготовность. Это происходит путём вовлечения во всевозможные военные учения и получения военных поставок из-за рубежа (на днях глава Делегации ЕС в Молдове Янис Мажейкс анонсировал передачу Молдове средств борьбы с беспилотными летательными аппаратами). Скрытый же мотив идеи Тирасполя – выбить этот «козырь» из кишинёвской колоды, параллельно зарабатывая дипломатические очки на своей конструктивности и обращая всеобщее внимание на деструктивность центральных властей. В этом смысле понятна логика действий обеих сторон, и кто здесь прав, и кто – нет, эксперты ещё будут спорить. Но если попробовать ответить на вопрос, соответствует ли тактика официального Кишинёва долгосрочным интересам реинтеграции страны и сохранения общественной стабильности, то ответ, скорее, будет отрицательным. Но, похоже, это никогда и не было целью прозападного правления PAS.