Сергей ЧЕБАН
Даже спустя три с половиной десятилетия после образования обособленного субъекта на левом берегу Днестра перспективы реинтеграции Молдовы остаются крайне туманными
Сегодня на левом берегу Днестра прошли публичные мероприятия, посвящённые 35-летию образования самопровозглашённой «приднестровской республики». Празднование этой даты прошло почти синхронно с 34-й годовщиной независимости Молдовы и тем самым вновь подчеркнуло одну из фундаментальных проблем – на территории одного международно признанного государства по-прежнему сосуществуют совершенно два разных исторических и политических проекта.
За прошедшие три с половиной десятилетия конфликт вокруг мятежного региона из «горячей» фазы давно перешёл в состояние «замороженного», но это не значит, что он потерял свою значимость. Наоборот, в условиях продолжающейся войны в Украине, трансформации европейской архитектуры безопасности и новых геополитических сдвигов приднестровский вопрос продолжает оставаться частью международной повестки дня и не может восприниматься исключительно как внутренняя молдавская проблема.
Создание т.н. «ПМР» в 1990 году стало во многом следствием неготовности руководящих групп с обоих берегов Днестра найти общий язык. Усиление непримиримой риторики и следование исключительно в фарватере своих интересов привело к эскалации противостояния, которое в конечном итоге переросло в вооружённый конфликт. Даже после этого регион так и не получил международного признания, но сумел выстроить собственные институты – от армии и спецслужб до школьной системы и местных органов власти.
Юбилейные мероприятия в Тирасполе проходили с привычной символикой: парад, концерты, официальные речи о «незыблемости курса» и «верности памяти защитников». Но за фасадом обычной праздничной риторики скрывается растущее напряжение, которое напрямую соотносится с будущей российско-украинской развязкой. Сегодняшний Тирасполь, конечно же, позиционирует себя как самостоятельный центр принятия решений, хотя его возможности в значительной степени зависят от воли Москвы, которая, судя по всему, находится в очередной фазе осмысления своего места и роли во внутренних процессах Молдовы.
Переговоры о будущем Приднестровья долгие годы велись в формате «5+2», где помимо сторон конфликта Россия, Украина и ОБСЕ участвуют в качестве посредников, а США и ЕС – наблюдателей. Сегодня этот формат находится в «коме», поскольку с 2019 года полноценные встречи в нём не проводились. Тем не менее никто официально из него не выходил. Даже на фоне украинских событий и полного разрыва между Москвой и Киевом группа «5+2» продолжает существовать юридически. Это значит, что при смене текущих обстоятельств у международных игроков, по сути, имеется готовая площадка для возобновления диалога.
Все утверждения об обратном отсылают нас к самому свежему примеру Азербайджана и Армении. Буквально на днях стало известно о том, что обе страны фактически демонтировали международный механизм урегулирования – Минскую группу ОБСЕ, которая свыше трёх десятилетий занималась карабахским конфликтом. Формально она просуществовала более 30 лет, но уже в сентябре 2022 году её работа де-факто прекратилась, и теперь стороны юридически подкрепили ликвидацию данного формата.
В Кишинёве по-прежнему исходят из того, что одним из ключевых препятствий для окончания конфликта остаётся не переговорная конструкция, а присутствие российских войск в регионе. Речь идёт о двух структурах: миротворческом контингенте и оперативной группе российских войск, которая охраняет склады боеприпасов в Колбасне. Киев и значительная часть западных дипломатов считают, что именно этот фактор делает невозможной реинтеграцию региона. Однако надо понимать, что в нынешних геополитических условиях перспектива утилизации складов и добровольного вывода российских военных в ближайшем будущем минимальна. Более того, в условиях, когда в Европе обсуждаются гипотетические сценарии размещения западных контингентов на территории Украины, Москва вряд ли пойдёт на сокращение своего присутствия в приднестровском регионе и постарается максимально разыграть эту карту.
Об этом, в частности, свидетельствуют и недвусмысленные военные сигналы из Москвы. Недавняя демонстрация карты российским Генштабом, где обозначен выход к Одессе и границам Молдовы с Румынией, стала явным месседжем для внешних адресатов. Скрытый подтекст тут более чем очевиден – несмотря на продолжающиеся консультации с Вашингтоном, Кремль по-прежнему видит всё украинское черноморское побережье частью своего долгосрочного стратегического планирования.
Нельзя недооценивать и иные процессы внутри российской администрации, где происходят знаковые перестановки и создаются новые структуры, ориентированные на усиление своего воздействия на постсоветское пространство. Всё это вписывается в общую концепцию удержания сфер влияния и создания рычагов давления на бывшие советские республики.
Вместе с тем неменьшую роль в формировании и укреплении сепаратистских настроений на левом берегу Днестра играют решения, принимаемые и политиками в Кишинёве. Недавнее сокращение втрое избирательных участков для жителей левобережья на предстоящих выборах в парламент было воспринято там как демонстративное «отвержение». Для молодёжи, выросшей в условиях «приднестровской идентичности» и местных нарративов, такие меры центральных властей лишь усиливают чувство отчуждённости.
В результате мы вновь теряем возможность формировать у жителей региона ощущение принадлежности к общему политическому пространству и собственноручно толкаем своих соотечественников в объятия Москвы. Такая стратегическая ошибка может дорого обойтись, поскольку новые поколения из числа местных уже не будут воспринимать Тирасполь с политической точки зрения как временную аномалию, а напротив, как близкий и легитимный центр власти.
Намедни лидер приднестровского региона Вадим Красносельский вновь освежил идею политического переустройства Республики Молдова. По его словам, если Молдова и может существовать как единое государство, то только в форме федерации или конфедерации, в противном случае она обречена на распад. В Кишинёве подобные предложения традиционно воспринимают как угрозу суверенитету и как инструмент Москвы по закреплению своего влияния. Однако в сущностном плане причина кроется в другом: наши политические элиты сегодня целиком сосредоточены на европейской интеграции. В этих условиях любые внутренние реформы, связанные с переучреждением государственности, даже в минимальных формах, абсолютно исключены.
Так или иначе, приднестровский вопрос тесно связан с внешнеполитическим курсом Молдовы. В ближайшие годы главной задачей Кишинёва станет продвижение переговоров о вступлении в Европейский Союз, и в рамках этой логики, скорее всего, приднестровская проблема будет и далее маргинализироваться, поскольку не воспринимается как приоритет, а, более того, считается потенциальной угрозой европейской перспективе. Это означает, что конфликт может быть отложен на неопределённый срок, а перспектива реинтеграции встанет остро лишь тогда, когда Молдова окажется перед необходимостью выбирать, условно говоря, между евроинтеграцией и территориальной целостностью.
Вероятные сценарии ближайших лет можно очертить в нескольких линиях. Первый –
сохранение статус-кво: конфликт остаётся замороженным, а редкие всплески переговорной активности не приведут к ощутимым результатам. Второй –
кипрский вариант: поступательное движение Молдовы к евроинтеграции при сохранении приднестровской проблемы в подвешенном состоянии, без окончательного урегулирования. И наконец, третий –
государственное переустройство, которое в теории могло бы открыть путь к новому формату сосуществования, но на практике возможно лишь при радикальной трансформации элит и смене политического курса страны.
Какие бы прогнозы ни были сформулированы, факт остаётся фактом: спустя 35 лет после самопровозглашения обособленного субъекта на левом берегу Днестра перспективы урегулирования остаются туманными, поскольку зависят от более широкого контекста, включая исход войны в Украине, будущее российско-европейских отношений и обновление системы безопасности в Европе. Поэтому пока территориальная целостность Молдовы продолжит оставаться в заложниках глобальных процессов, а финальное решение конфликта отодвигается в неопределённое будущее.