Возобладает ли прагматизм в российско-румынских отношениях?

Сергей ЧЕБАН

Потепление между Румынией и Россией сейчас кажется фантастическим сценарием. Однако в условиях, когда США постепенно отходят от европейских дел, а Восточная Европа всё сильнее устаёт от затянувшегося конфликта, возможность достижения компромиссов с Москвой совсем не исключена

В последние годы Восточная Европа переживает тектонические сдвиги. Выстроенная после 1991 года система безопасности под патронажем США постепенно перестраивается. Вашингтон переключает внимание на Азию, сокращая военное присутствие в Старом Свете и смещая стратегический фокус НАТО в целом. На этом фоне Румыния – одна из ключевых стран Черноморского региона – оказывается перед дилеммой: как сохранить безопасность и экономическое влияние, если американский «щит» сворачивается, а Россия целенаправленно движется в сторону евроатлантического пространства. Отношения Москвы и Бухареста всегда были сложными. Вместе с тем взаимное политическое отчуждение продолжает соседствовать с историческими симпатиями. Сегодня обе страны вступают в фазу, когда прагматизм начинает потихоньку перевешивать идеологический заряд. Проявляется это главным образом в неоднозначном восприятии РФ в Румынии: официальные элиты продолжают придерживаться антироссийской риторики, в то время как в обществе растёт понимание того, что защита консервативных ценностей и устойчивость в Чёрном море невозможны без диалога с Россией. Пусть, на первый взгляд, две страны кажутся антиподами, однако у них есть достаточно глубокие культурные и исторические связи. Православие, языковые заимствования, совместные войны против Османской империи – всё это делает их отношения гораздо более перспективными, чем кажется при поверхностной оценке. Исторически резкий поворот между ними произошёл в XIX веке, когда румынские элиты, находившиеся под влиянием Австрии и Франции, сделали ставку на «романскую идентичность». В то время как Россия ассоциировалась с Востоком, Румыния стремилась к Западу: к Парижу, Риму и Берлину. Позже присоединение Бессарабии к Российской империи, а затем – к СССР лишь усилило взаимное отчуждение. В XX веке оно стало почти необратимым. Вторая мировая война оставила глубокие шрамы, учитывая, что Румыния под руководством маршала Антонеску воевала на стороне Германии. В послевоенные годы она держалась на дистанции от грозного соседа, критиковала советские интервенции и пыталась проводить независимую политику, балансируя между Варшавским договором и Западным блоком. После 1991 года разрыв лишь углубился, когда Бухарест устремился в ЕС и НАТО, ну а контакты с РФ свелись к минимуму. Постсоветская Румыния превратилась в образцовую «восточную витрину» евроатлантизма, а после вступления в НАТО (2004) и ЕС (2007) заняла одну из наиболее жёстких позиций по отношению к Российской Федерации. Эпатажный президент Траян Бэсеску открыто реабилитировал Антонеску и утверждал, что на месте того «поступил бы так же». Его преемник, этнический немец, Клаус Йоханнис продолжил эту линию, приравняв СССР к нацистской Германии и объявив Россию «главной угрозой для Европы». После 2014 года и, особенно, после 2022 Румыния стала одним из ключевых плацдармов НАТО. Американская система ПРО в Девеселу, авиабаза «Михай Когэлничану», участие в поставках оружия Украине – всё это укрепило образ Бухареста как передовой линии сдерживания России. В румынских стратегических документах она официально была прописана как «источник угрозы». Однако за общим фасадом такой бескомпромиссной линии скрывается несколько иная реальность. Внешне политика Бухареста видится монолитной и непримиримой, однако есть маркеры того, что общественное мнение постепенно расходится с официальным курсом. По данным соцопросов, уровень поддержки Украины и антироссийской риторики в Румынии ниже, чем в Польше или странах Балтии. Румын всё больше занимают внутренние проблемы: бедность, инфляция, коррупция, утечка кадров, а не баталии за рубежом. Известно, что более 20% населения живут за чертой бедности, а усталость от постоянных кризисов усиливает общественный запрос на (гео)политический прагматизм. В 2024-2025 годах этот сдвиг проявился особенно ярко, когда неожиданно сильные результаты на президентских выборах показали кандидаты-евроскептики – Кэлин Джорджеску и Джордже Симион. Первый прямо говорил о необходимости «использовать российскую мудрость как шанс для Румынии», второй требовал прекращения военной поддержки Киева и «мирного решения с Москвой». Факт их высокой популярности стал тревожным сигналом для брюссельских и вашингтонских партнёров. Политический спектр в Румынии сегодня разнообразен. Либералы из USR и PNL настроены чётко антироссийски, но суммарно набирают не более четверти голосов. Социал-демократы (PSD) и венгерская партия UDMR сохраняют евроориентированность, но избегают крайностей. А евроскептические силы, такие как AUR, POT и SOS, уже контролируют около трети электората. И хотя те же Симион или Шошоакэ не готовы к прямому сближению с Москвой, они открыто выступают против военной эскалации и за выстраивание отношений с учётом национальных румынских интересов. Если отвлечься от привычных политических штампов, то Бухарест и Москва имеют объективные точки соприкосновения. Хотя Румыния традиционно стремится к самодостаточности в сфере энергоресурсов, российские компании остаются ключевыми игроками на местном энергетическом рынке. После снижения интереса к украинскому транзиту соседнее государство может стать частью ключевых альтернативных маршрутов поставок, включая переработку, хранение и распределение газа. Нельзя обойти вниманием и тот факт, что в последние годы Черноморский регион стал новой осью европейской политики, после того как Россия укрепила военное присутствие в Крыму, а Украина оказалась ослаблена войной. Для Румынии это одновременно вызов и шанс, поскольку её экономические интересы в Чёрном море значительны: газовые месторождения Neptun Deep, порт Констанца – главный транспортный узел региона, потенциал судоходства и логистики на Дунае. Поэтому Румыния, рано или поздно, будет вынуждена самостоятельно искать баланс в отношениях с де-факто российским соседом. Недавнее решение Белого дома о сокращении американского военного контингента в Румынии предоставляет последней больше внешнеполитической свободы, но и в то же время ответственности. Это означает, что ей предстоит всё чаще принимать решения, исходя не только из «евроатлантических», но и собственных соображений. А они, в любом случае, требуют диалога, так как без устойчивого режима безопасности в Чёрном море, без предсказуемости со стороны Москвы любые экономические проекты резко теряют в привлекательности. Особую роль в российско-румынских отношениях играет и будет играть Молдова. Для Бухареста – это «второе румынское государство», культурно и исторически близкий ареал. Для Москвы – буфер и фактор, от которого зависит региональная конфигурация безопасности. Так что в долгосрочной перспективе наша судьба может также стать предметом компромисса между Румынией, заинтересованной в стабильности и отсутствии факторов эскалации у своих границ, и Россией, рассматривающей молдавский нейтралитет как часть более широкого пакета соглашений по Северному Причерноморью. Прямо сейчас сценарий поэтапного потепления российско-румынских отношений всё ещё кажется фантастическим. Однако в условиях, когда США всерьёз пересматривают свои долгосрочные планы и степень вовлечённости в европейские дела, а Восточная Европа всё сильнее устаёт от затянувшейся конфронтации, возможность достижения компромиссов с Кремлём уже нельзя совсем сбрасывать со счетов. Совокупность факторов (от сложного социально-экономического положения до роста евроскептицизма и издержек от санкционной войны) будет подталкивать румынские элиты к определению более самостоятельной линии. Несмотря на негативное восприятие России в Румынии на официальном уровне, общество требует прагматизма, отказа от чужих стратегий и выхода на рациональную внешнюю политику. Такое развитие событий, так или иначе, даёт шанс и Молдове найти своё оптимальное место в сложном историческом контексте, позволяя сохранить текущий курс развития, идентичность и обеспечить баланс между европейским выбором и региональными интересами крупных держав.