Владимир РОТАРЬ
По некоторым данным, архитектором нынешнего обострения отношений между берегами Днестра является Бухарест, которому не нужна реинтеграция Молдовы по «кремлевской формуле»
Разворачивающиеся последние дни драматические события в Казахстане подтверждают, что наступивший год для постсоветского пространства будет очень неспокойным. Фактически в этой стране на наших глазах совершается попытка очередной цветной революции, что очень удобно совпало со стартом российско-американских переговоров по коллективной безопасности. Коллеги уже писали, что перед их началом обе стороны попытаются максимально укрепить свои позиции и повысить ставки. Москва это сделала путем выдвижения максимально амбициозного списка требований, и теперь получает ассиметричный ответ прямо у себя под боком.
Надо понимать, что Казахстан – это ключевой союзник Кремля по Евразийскому союзу и Организации Договора о коллективной безопасности, у которого с Россией больше семи тысяч километров общей границы. Очаг нестабильности там – это практически то же самое, что натовские ракеты в Украине.
Сейчас, конечно, есть множество версий того, почему в принципе началось протестное движение, включая и внутриэлитные разборки. Но факт в том, что даже если оно не было непосредственно спровоцированы западом, то уж точно было им подхвачено с помощью заготовленных «спящих ячеек» и быстро раскручено до национального уровня. Об этом говорит и быстрая радикализация протеста, и появление большого количества обученных и организованных «протестантов», которые оказались способны и с силовиками вести затяжные бои, и захватывать ключевые объекты инфраструктуры: административные здания, СМИ, аэропорты и т.д. Не говоря уже о том, что идейный вдохновитель протестов уже много лет проживает на западе.
Призывая ОДКБ ввести войска, президент Касым-Жомарт Токаев публично признал факт агрессии в отношении Казахстана извне. В страну уже начали прибывать миротворческие силы, в которых задействованы подразделения России, Беларуси, Армении, Таджикистана и Кыргызстана. Они займутся, как утверждается, «охраной государственных и военных объектов и оказанием содействия силам правопорядка».
В такой обстановке еще больше становится тревожно за нашу республику, которая может стать следующим очагом нестабильности в большой геополитической игре. Замороженный конфликт с сепаратистским образованием и расквартированными там российскими войсками – просто идеальное поле для любых действий на обострение, которые будут усиливать аргументы того или иного «игрока».
Тем более почва для этого удобрена хорошо. Отношения двух берегов последние годы едва ли можно было назвать хорошими, но к концу прошлого года они достигли одной из низших точек за все время. Причем изначально все развивалось вроде по другому пути. Было очевидно, что после парламентских выборов PAS, заполучив все рычаги власти, стремилась наладить более или менее нормальное общение с Тирасполем. Вице-премьером по реинтеграции был назначен казавшийся вполне удобным для всех посредников Владислав Кульминский, который был сторонником прагматичного подхода что в урегулировании, что в отношениях Молдовы с западом и востоком в целом.
Кульминский на своем посту был очень активен: успел наладить контакт с тираспольским представителем, пытался купировать транспортные («подарок» от прошлой власти) и другие проблемы региона, имел неплохие связи с Москвой, которые позволили ему даже поучаствовать в газовых переговорах. Казалось, что переговорный процесс с левобережьем более или менее вернулся в привычную колею.
Однако в ноябре произошел крутой разворот: диалог с Тирасполем было решено заморозить, а Кульминского «ушли» с должности, которая до сих пор остается вакантной. После этого ситуация в урегулировании стала постепенно накаляться: встречи сторон практически полностью прекратились, проблемы множатся, риторика с обеих берегов все более агрессивная. Приднестровская администрация даже пригрозила выйти из некоторых прошлых соглашений (за которые обычно держится двумя руками и ногами), что грозит еще больше накрутить обстановку.
При этом вполне очевидно, что Тирасполь не хочет отказываться от переговоров. Наоборот, он отчаянно цепляется за существующий переговорный процесс, где имеет статус признанной и равноправной стороны, и шлет одно за другим письма в Кишинев. Причем в этих посланиях выражается даже готовность обсудить политическое урегулирование, чего мы уже давно не припомним.
Тем не менее центральные власти, для которых переговоры о статусе, а не о мелких социально-экономических проблемах, в прошлом были заветным желанием, сейчас наотрез отказываются отвечать на запросы Тирасполя и попросту их игнорируют. Почему же Кишинев сворачивает диалог и не пользуется такими беспрецедентными, по сути, возможностями?
По некоторым данным, за резкими переменами молдавской политики в левобережье стоит посольство Румынии, которое, пользуясь вакуумом власти в отсутствии американского посла в Кишиневе, взяло «бразды правления» в свои руки и ведет свою игру в условиях полной лояльности со стороны правящей партии. Именно Бухарест дал установку на разрушение связей двух берегов, а заодно и всего процесса урегулирования в его нынешней форме.
Думается, такая тактика связана с действиями России, которая, судя по последним заявлениям и инициативам, стремится к окончательному завершению приднестровского конфликта. Едва ли совпадение, что письмо Красносельского с предложением «поговорить за статус» появилось сразу после его поездки в Москву и встречи с замглавой администрации Путина Дмитрием Козаком. Козак, с некоторых пор курирующий постсоветское пространство, в отличие от своего предшественника настроен «утрясти» территориальные конфликты в Молдове и Украине. При этом приднестровский вопрос считается более легким, а формулу его разрешения планируют использовать как модель для украинского Донбасса. Идея в общем-то понятная.
Однако Бухаресту такой вариант, мягко говоря, не нравится. В этом сценарии для него много рисков: к примеру, «приднестровизация» и «нейтрализация» Молдовы, которые хоронят любые планы на дальнейшую интеграцию и тем более унию двух государств, и сохранение присутствия Москвы в регионе. Поэтому какие-то модели урегулирования с участием Москвы и прямыми переговорами между Кишиневом и Тирасполем сейчас не нужны, так как они будут мешать дальнейшей молдо-румынской сцепке, расцвет которой начался при новой власти. Оттого Румыния давит на Кишинев для того, чтобы отвергать нынешние примирительные шаги Кремля.
В общих чертах эту мысль
выразил экс-посол в Бухаресте Михай Грибинча, который считает что активизация России связана с незавидными перспективами левобережья, «государственность» которого в нынешних условиях долго не продержится. Поэтому Румыния, побуждая Кишинев рвать связи с левобережьем (прежде всего, в энергетике и финансово-экономическом секторе – но не только) и усиливать давление на регион, будет ждать полной капитуляция Москвы с немедленным выводом всех ее войск и вооружений, экспроприацией собственности и полной зачисткой от любых остатков российского влияния. Только в таком «санированном» виде регион сможет вернуться в Молдову – и никак иначе.
Однако, очевидно, что на это не пойдет уже Кремль, которому при окончательном урегулировании приднестровского конфликта жизненно важно отстоять некоторые принципиальные моменты, используя Приднестровье как «якорь», который удержит Молдову в «нейтральных водах» и уж тем более от поглощения страной-членом НАТО Румынией.
Бухарест все это понимает, но, по-видимому, считает, что находится в выгодном положении. И даже если Россия не сможет договориться с западом и начнет более агрессивно продвигать свои интересы в Восточной Европе, в том числе в Молдове, это только даст повод принять особые меры для «обеспечения» молдавского суверенитета вплоть до ввода и постоянного размещения контингента румынских войск. А после этого можно уже серьезно поговорить с Брюсселем насчет более эффективной защиты Кишинева от посягательств со стороны Москвы в форме совершенного иного уровня интеграции с ЕС. В этом случае не исключен и сценарий с воссоединением двух стран, благо что популярность этой идеи в молдавском обществе постоянно растет и спустя всего несколько лет может вызреть окончательно.