Политические итоги 2025 года для Молдовы

Уходящий год не стал временем достижений и прорывов, да и предпосылок для этого, по большому счёту, не было. В наступающий 2026-й мы вступаем с большим набором прежних проблем и достаточно туманными перспективами как для граждан, так и для государства в целом

Этот год в истории Молдовы, вероятно, запомнится как период затяжного и во многом изнурительного испытания на прочность. Большая его часть прошла под знаком парламентских выборов. Сами они стали кульминацией трёхлетнего цикла, охватившего президентскую кампанию, местные выборы и, наконец, избрание нового состава законодателей. Фактически вся общественно-политическая жизнь была подчинена двум вопросам. Способна ли власть удержать контроль над процессами в условиях внутренней хрупкости и внешней нестабильности? И может ли наша страна продолжать движение по европейской траектории, не обладая при этом устойчивой экономикой, социальным консенсусом и завершёнными институциональными реформами? Геополитический контекст, продолжающаяся война в Украине и рост напряжённости в Восточной Европе, нестабильность в Черноморском регионе – всё это в совокупности лишь усиливало уязвимость Молдовы, находящейся вроде как на периферии больших процессов, но неизбежно втянутой в их орбиту. Одновременно 2025 год обнажил пределы существующей модели управления. Судебная реформа, ставшая краеугольным камнем европейской повестки и главным символом «новой Молдовы», фактически провалена, невзирая на высокие ожидания политического руководства, общества и внешних партнёров. Направление модернизации в целом оставляет желать лучшего. Отсюда и очевидная рассогласованность действий органов власти, которые, по сути, показали свою неспособность доводить начатые преобразования до ощутимых результатов. А это само по себе является крайне тревожным сигналом с учётом предстоящих объёмов работы на ниве евроинтеграции. Внутренняя политика Парламентские выборы и победа партии PAS окончательно застолбили неизменность политического курса, по меньшей мере, на среднесрочную перспективу. В 2025 году был переподтверждён общественный договор последних лет: европейская интеграция как стратегическая цель и отказ от многовекторности как базовой модели прежней внешней и внутренней политики. Отныне изменение этого курса возможно лишь в случае серьёзных геополитических катаклизмов или радикальных сдвигов в региональной системе безопасности, то есть факторов, на которые Кишинёв не имеет прямого влияния. В то же время сам характер политической конкуренции в Молдове заметно изменился, а классическое деление на левых, правых и центристов, кажется, утратило смысл. В конечном итоге всё выстроилось вокруг геополитического выбора, а разнонаправленная сегментированная система ушла в историю. В этом смысле молдавская политика стала жёстче и поляризованнее, где ключевые критерии – «за» или «против» европейского пути, «запад» или «восток». Этот бинарный подход значительно упростил внутриполитическую картину и сузил пространство для компромиссов между различными партиями и формированиями. Одним из главных итогов стал упадок оппозиционных сил, которые переживают одновременно и кризис лидерства, и кризис содержания. Игорь Додон окончательно утратил роль безусловного главы пророссийского лагеря, а новой фигуры, способной консолидировать этот электорат, так и не появилось. Молодые политики, рвущиеся во власть, пока не обладают ни достаточным весом, ни авторитетом, а, главное, не готовы предложить внятную альтернативу для этой категории избирателей. Основная проблема оппозиции – отсутствие осмысленной позитивной программы, которая могла бы гармонично дополнять критику власти, являющуюся зачастую единственным инструментом политической борьбы. Наметившиеся к концу года попытки парламентских оппозиционных сил имитировать единый фронт выглядят неубедительно, поскольку предложить консолидированный общенациональный проект они не в силах. Так что каждая группа продолжает бороться за собственные интересы и за свой узкий электоральный сегмент. Экономика и энергетика На фоне относительной политической стабильности экономическая картина выглядит куда менее обнадёживающе. Несмотря на массивную европейскую поддержку, молдавская экономика остаётся в структурной инерции. Рост ВВП за последние пять лет всего около 0,4% – показатель, сопоставимый со стагнацией 1990-х годов. Число занятых сократилось до 808 тысяч человек, то есть до самого низкого уровня за всю историю независимости. Социальные индикаторы также вызывают тревогу. Абсолютная бедность на юге страны скакнула с 31% до почти 50%, а в целом по стране в 2025 году её уровень достиг рекорда – 33,6% (в сельской местности ещё выше – 42,9%). Эмиграция остаётся одним из самых болезненных симптомов социально-политического самочувствия страны. Только в этом году Молдову навсегда покинули почти 50 тысяч человек, а всего за последнюю пятилетку мы потеряли более 300 тысяч граждан – что, как нетрудно догадаться, тоже самый высокий показатель за все годы независимости. Поэтому 2025-й стал той точкой, когда эти цифры уже рассматриваются не просто как демографическая проблема, а как стратегический вызов, подрывающий перспективы и функциональность государства. Энергетический кризис в Приднестровье, разразившийся в первые дни года, стал одним из наиболее серьёзных социально-политических и экономических вызовов для Молдовы. Он фактически разрушил конфигурацию, существовавшую последние десятилетия и являвшуюся частью реинтеграционной ткани между берегами Днестра. В результате этого катаклизма у нас сформировалась новая энергетическая реальность, которая, как показали события последних месяцев, ни для правого, ни для левого берега не является надёжной. Зависимость от импортных ресурсов, маршруты поставок которых проходят через зоны военных рисков, делает энергобезопасность одним из ключевых факторов национальной уязвимости как в нынешнем, так и в следующем году. Внешняя политика и безопасность 4 июля в Кишинёве прошёл первый двусторонний саммит с Европейским Союзом, который власти назвали «историческим» и «эпохальным». Населению объясняли, что подобный формат применяется лишь к стратегическим партнёрам Брюсселя, а значит, мы якобы вышли на новый уровень взаимоотношений. Власти до последнего ожидали объявления об официальном старте переговоров о вступлении в ЕС. Более того, европейские партнёры первоначально не исключали возможности даже «отцепить» нас от Украины в этом процессе. Однако принципиальные возражения Киева изменили их позицию, и в итоге в декабрьской декларации Совета министров иностранных дел ЕС Молдова вообще не была упомянута. Вместо официального диалога о вступлении Брюссель предложил лишь технические консультации по трём из шести кластеров. Такое решение фактически поставило крест на предвыборных обещаниях PAS и Майи Санду о завершении переговоров к 2027 году. Параллельно усиливались вызовы в сфере безопасности. К концу года стало предельно ясно, что российско-украинская война в очередной раз не поместилась в дипломатическое «окно» возможностей и, следовательно, переходит в следующий 2026 год. Для нашей республики продление конфликта, очевидно, – не самая лучшая перспектива. Участившиеся случаи с проникновением беспилотников в национальное воздушное пространство, выявление боеприпасов на румынской таможне при выезде из Молдовы – всё это указывает на риск более глубокого втягивания в воронку региональной нестабильности. Регионы и единство страны 2025 год стал годом окончательного перехода Кишинёва от политики компромиссов к политике деструкции мятежных регионов – Приднестровья и Гагаузии. Цель этой линии состоит в желании достичь максимальной централизации, а также усиления контроля и управляемости. К тому же вопрос будущего статуса приднестровского региона всё более остро встаёт в ходе европейской интеграции. Однако его решение выходит далеко за рамки возможностей одного лишь Кишинёва, поскольку эта историческая проблема вписана в куда более широкий геополитический контур. Приговоры башкану Гагаузии Евгении Гуцул и бывшему председателю Народного собрания Дмитрию Константинову стали не только показательными, но и символическими. По сути, они окончательно разрушили миф о гагаузской автономии как о политическом образовании с особым статусом и правом на свою уникальность, в том числе политическую. Тем самым Кишинёв послал адресный месседж гагаузским элитам, что в дальнейшем любые попытки рассинхронизации с центральной властью будут иметь неизбежные уголовные последствия. 2025 год не стал годом достижений и прорывов, да и предпосылок для этого, по большому счёту, не было. Власть, видимо, вновь будет продавать гражданам «мир и стабильность» в качестве главных достижений, призванных затмить социально-экономические проблемы и стремительное падение уровня жизни. Вопрос лишь в том, как долго общество будет готово принимать такую формулу. Но об этом мы узнаем уже в следующем году.